Эксплуатация человека недочеловеком
Многие наши соотечественники и практически все западные обыватели твёрдо убеждены в созидающей роли предпринимательства и отсутствии в современном цивилизовано-демократическом обществе эксплуатации. Вместе с тем многочисленные негативные результаты взаимодействия с системой наёмного труда в персонально своих жизнях они легкомысленно относят на самоуправство начальства, низкую «оплату труда», «кризисные явления», «падение курса», приезжих, «макроэкономические проблемы» и т. д., вплоть до хронического невезения. Особенно такого рода представления укоренены в среде лиц, не занятых непосредственно производительным трудом, не видящих отчуждения материального воплощения своей трудовой деятельности.
Не только наёмные работники не замечают эксплуатации, наши школьники и студенты зачастую слабо представляют, что такое капитализм и капиталистическая эксплуатация. Между тем, общеизвестно, что феодалы эксплуатировали крепостных, принуждая их к труду либо требуя безвозмездной передачи произведённой продукции. Современные люди в огромном большинстве признают такого рода отношения между землевладельцами и трудящимися форменным варварством. В данном случае крепостничество, как и рабство, выступает в качестве наглядной иллюстрации людоедской сущности частных отношений собственности между узкой группой, узурпировавшей с помощью государственного принуждения (права) все факторы производства, и остальной народной массой, вынужденной на неё работать или откупаться. Надо думать, разница между людоедством и эксплуатацией состоит лишь в том, что во втором случае кровопийца поглощает не плоть жертвы, а бесценное время её жизни, умерщвляя не моментально, а тяжкими ежедневными муками под видом тяжёлых жизненных обстоятельств. Однако в общественном сознании напрочь отсутствует понимание того, что наёмный труд есть завуалированная форма того же рабства и крепостничества. И речь не о красном словце и яркой аналогии, наёмный труд в прямом смысле слова — форма людоедства.
Осознанию этой истины обычно мешает не только океан буржуазной пропаганды, вещающей о благодетельной природе и эффективности рынка, частной собственности, предпринимательства, денежного обращения, инвестиций и т. д., в котором мы пребываем с середины 1980-х г., а остальной капиталистический мир — с середины XIX в., но и тот факт, что присвоение результатов труда происходит не только в пользу непосредственного работодателя (бенефициара компании), но ещё опосредованно всему классу владельцев средств производства. Т.е. каждого наёмного работника эксплуатирует немалое количество капиталистов в том или ином объёме через миллионы нитей мировой экономики. Получили зарплату? Значит результаты вашего труда принесли банкирам, финансистам, торгашам, промышленникам — электрическим, автомобильным, металлургическим, машиностроительным, мясным, шоколадным и т. д. королям и магнатам, а также средним и средненьким капиталистам прибавочную стоимость. И часть из них сидит на Уолл-стрит, Ломбард-стрит, Банхофштрассе и т.д. Какой путь результаты нашего труда в форме товаров и услуг проходят на рынке, каким образом распределяется денежная прибыль для нас, как наёмных работников, никакого значения не имеет. В одном случае это короткий путь и цепь, состоящая всего из десятка звеньев, а в ином — охватывающая несколько континентов.
Заработная плата — это не заработанная за труд плата, не денежное вознаграждение, как об этом сказано в трудовом кодексе, а минимально необходимая для воспроизводства рабочей силы величина денежных средств. Короче говоря, подачка для выживания и продолжения усердной работы до гроба. Зарплата — это форма отчуждения непосредственного или опосредованного производителя от результатов труда.
Разумеется, могут сказать, есть мизерная, нищенская зарплата, есть более-менее «достойная» зарплата, есть большие зарплаты и даже астрономические зарплаты. Дело в том, что данное выше краткое определение раскрывает суть зарплаты в целом, зарплаты как формы общественных отношений при капитализме. Это означает, между прочим, и то, что если один наёмный работник получает зарплату более высокую, чем другой (если опустить разницу в оплате труда, связанную с необходимостью воспроизводить работников с высокой квалификацией, основанную на затратах на обучение и приобретение навыков), то, как правило, это происходит за счёт массы низкооплачиваемых пролетариев. Предприниматели никогда не делятся своими доходами добровольно, они тысячью способов снижают содержание и величину зарплаты одних пролетариев, если им нужно поощрить других. Так, например, происходит с рынком труда в Москве, где не только цены выше, но и зарплаты. Так, например, происходит с зарплатой в высокоприбыльных сферах — энергетике, нефтегазе и т. д. Так, наконец, происходит в модных и приближенных к буржуазии профессиях — дизайне, пиаре, экономических и юридических специальностях и т.п. Т.е. где-то в провинции с Ивана и Марьи дерут три шкуры, чтобы в Москве с Ивана и Марьи драли полторы, это не говоря о ста шкурах, которые спускают во всех регионах с Юсуфа, Зухры, Мухаммеда, Фатимы, Умара и Раяны.
Буржуазия, особенно крупнейшая — олигархия, в целом не только не делится, но и никогда не напрягается и не страдает. Она всегда купается в роскоши, живёт в праздности, презирает народ и окружает себя самими мерзкими лицедеями. Богатые не плачут, по крайней мере по-настоящему, настолько же горькими слезами, которыми по их вине ежедневно заливаются миллиарды пролетариев по всему миру.
Осознанию наличия и сущности эксплуатации мешает также известная видимость добровольности наёмного труда. Ведь формально работник наделён теми же гражданскими правами, что и бизнесмен, и добровольно вступает в сделку по продаже товара «рабочая сила», которым только и располагает. А если почитать учебники по экономике, то вырисовывается вообще идиллическая картина: два равноправных джентльмена встречаются на рынке труда, один при деньгах, второй обладает трудовыми навыками и свободным временем, поэтому они заключают взаимовыгодную сделку в форме найма на работу. Так, между прочим, сегодня и рассказывают ребятишкам в школах и ВУЗах. Не сложно заметить, что из виду упускается несколько нюансов: откуда у нанимателя деньги? почему трудящийся вынужден наниматься на работу? почему величина заработной платы зависит не от степени общественной полезности его работы? почему работник не может претендовать на результаты своего труда, в отличие от «инвестора»?
Ещё больше риторических вопросов ожидает подрастающих читателей учебников по экономике, когда они пойдут наниматься к предпринимателю в реальной жизни. Когда им придётся выворачиваться в стремлении понравиться работодателю на собеседованиях, терпеть от него изощрённые унижения, полное безразличие к комфортности и безопасности условий труда, попрание всевозможных прав, моральных и этических норм, короче говоря, когда придётся почувствовать на своей шкуре, что трудящийся человек для бизнесмена — не более чем придаток процесса производства прибыли, строка затрат в управленческом и бухгалтерском учёте. Писателей буржуазных учебников по экономике перед началом подготовки черновика неплохо бы на пару-тройку лет направлять вместе с семьёй горбатиться в шахту, на стройку, лесопилку или конвейер, чтобы писали о капиталистической экономике, глубоко прочувствовав наёмный труд. Впрочем и такая трудотерапия не исправит некоторых либералов.
Может показаться, что тяжесть исполнительного, монотонного, физического труда присуща не капитализму, а самому процессу производства, технологически затруднённого сложностью преобразования природного материала. Дескать, шахтёром работать не сладко и при капитализме и при социализме. Адепты рынка лукаво нравоучают, что умные, смелые, трудолюбивые и успешные люди в шахтёры не набиваются. Заниматься тяжёлым, отупляющим, опасным трудом — участь, так сказать, худшего человеческого материала. Если же не заговаривать зубы либеральным расизмом, то разница между тяжёлым трудом при капитализме и тяжёлым трудом при социализме состоит в следующем.
Во-первых, идеалом коммунизма является творческий, высокопроизводительный, не изнуряющий, не отупляющий и не опасный труд как потребность здоровой личности. Только такой труд становится важнейшим условием умственного и физического развития человека. Идеалом же капитализма, т. е. буржуазии, является не какой-то труд, а производство с постоянно сокращающимися издержками на заработную плату, производство товаров, сведённое к «производству» прибавочной стоимости (выраженной в прибыли). Несложно представить, какой предполагается в таком случае труд — максимально обесчеловеченный, формалистический труд как придаток к процессу производства, будь то сельское хозяйство, промышленность или услуги.
Таким образом, строительство коммунизма в указанном аспекте есть синоним победоносной борьбы за снижение интенсивности, т.е. напряженности, изнурительности и вредности, прежде всего, физического труда непосредственных производителей, за увеличение свободного времени для разностороннего развития каждой личности. Сейчас даже у самых отъявленных техно-скептиков нет сомнений, что абсолютное большинство монотонных, отупляющих и тяжёлых трудовых операций легко можно исключить из производственного процесса за счёт высшей техники. Капиталисты же используют механизацию, компьютеризацию, роботизацию производства только в том случае, если это выгодно персонально им. Если выгоднее использовать ручной труд самой низкой производительности и самой чудовищной интенсивности, они забывают про все «инновации». А законы капиталистического производства никогда не позволят исключить низкопроизводительный, высокоинтенсивный труд. Держать массу пролетариата в состоянии самого примитивного труда, держать армию безработных для установления заработной платы на уровне выживания, держать, наконец, пролетариат в целом в нищете за счёт ежемесячного повышения цен и кредитной кабалы — это те объективные законы наёмного труда, без которых капитализм функционировать не может. Поэтому капитализм никогда не реализует проект безлюдного производства в необходимом масштабе, а все заявления об этом и локальные примеры высокотехнологичного производства есть пыль в глаза и дешёвая обманка. Более того, научно-технический прогресс при капитализме тормозит рост производительности труда.
Во-вторых, для диктатуры работающего класса (социалистической власти) рабочие, задействованные в пока ещё тяжёлом, вредном, опасном производстве, есть отважный отряд братьев, которых нужно не только оберегать и уважать, но и окружать заботой, ведя борьбу за уничтожение условий такого труда. И это не только политическая программа коммунистического строительства, но и дело чести социалистической власти. Тогда как для диктатуры буржуазии такие рабочие — никто, а для капиталистов — легко заменяемый расходный материал.
Исторический переход от крепостничества к наёмному труду, т. е. от подневольного труда к «добровольному», считается величайшим завоеванием капитализма. На первый взгляд это может показаться парадоксальным, но на самом деле трудящийся в капиталистическом обществе прикрепляется к хозяину более прочной связью, чем раб кандалами, а крепостной плетью. Сила дисциплины рабства и крепостничества была равна вооружённой силе хозяина и удали его всадников. Сила же дисциплины голода, присущая капитализму, поистине всеобъемлюща. Капиталистическая собственность сформировалась на основе узурпации всех современных средств производства, превратив узкий круг людей во владельцев всех средств существования на Земле. Капитализм уже давно принудил практически всех людей на планете прямо и косвенно зависеть в вопросе физического выживания именно от наёмного труда самого субъекта или его ближайших родственников. Нищета, голод, кредитная кабала стоит на пороге каждого дома и заставляет миллиарды людей ежедневно «добровольно» идти в услужение, порой по степени бесправия, низости и унижения не уступающее рабству и крепостничеству. Но либералы будут вечно продолжать возносить великое право пролетария «свободно» сменить одного хозяина на другого, возносить и восхвалять этот капиталистический «юрьев день».
Ещё неизвестно, что лучше — продавать мышечную силу, будучи низкооплачиваемым работником преимущественно физического труда, или продавать чуть дороже интеллектуальную силу, будучи интеллигентом, особенно творческих и научных профессий, когда частью сделки становится совесть. Короче, физическая и умственная проституированность есть органическая черта самосдачи человека в наём хозяевам.
В последние годы, особенно на западе, всё шире обсуждается проблема превращения женской пролетарской проституированности в заурядную проституцию. Буржуазные фарисеи и феминистки делают вид, что причины сексуального принуждения и унижения пролетарок кроются в негодном воспитании мужчин, низкой нравственности общества, врождённой мужской похоти и т. д., короче говоря, во всём чём угодно, кроме всевластия капитала, вызывающее всевластие низменных страстей хозяев и их ближайшей обслуги. А тем временем ещё Ленин учил:
«Все угнетенные и эксплуатируемые классы в истории человеческих обществ всегда вынуждены были (в этом и состоит их эксплуатация) отдавать угнетателям, во-первых, свой неоплаченный труд и, во-вторых, своих женщин в наложницы „господам“.Рабство, крепостничество и капитализм одинаковы в этом отношении. Изменяется только форма эксплуатации; эксплуатация остается».
Поэтому капиталистический наём есть не только эксплуатация труда, но и эксплуатация наших матерей, сестёр, жён и дочерей как женщин. Тоже под видом добровольности…
И наконец третьим фактором, мешающим осознанию наличия и сущности эксплуатации, является прививаемое обстоятельствами и воспитываемое пропагандой стремление пролетариев к максимальному сокращению свободного времени за счёт попытки заработать больше денег. Рыночный быт выстраивается диктатурой предпринимательского класса таким образом, чтобы поставить трудящегося человека в невыносимые условия недопотребления и постоянного стремления к удлинению своего рабочего дня. Те, кому позволяется брать переработки — перерабатывают, порой даже без положенной по закону доплаты. Те, кому переработки не позволяются, находят вторую, третью работу, шабашки, садятся за руль такси и т. д. Средством к формированию данного стремления являются потребительские кредиты, ставшие куда более надёжным стимулом к рабскому труду, чем античная и средневековая плеть. С дьявольской хитростью в сознание пролетариев внедряют панику перед безденежьем, долговой ямой, нищетой, чтобы они добровольно, по своему личному выбору истязали себя в стремлении ещё больше, ещё интенсивнее работать на хозяина. Не давать даже поднимать голову классовому врагу — такая тактика используется буржуазией.
Практика наёмного труда ежемесячно демонстрирует всем думающим головой трудящимся, что именно капиталисты определяют, какую часть произведённых общественных богатств они позволят потребить пролетариям. Отчасти это происходит стихийно, т.е. каждый отдельный предприниматель старается максимально «оптимизировать» свои расходы и максимально задрать цены. Отчасти это происходит вполне сознательно, например, буржуазное правительство любезно высчитывает физиологический минимум выживания человека, на который ориентируются работодатель. Спрос и предложение на рынке труда, которые по мнению либералов должны формировать справедливую цену рабочей силы, легко изменяются по воле буржуазии государственным регулированием миграционной политики, системы образования, демографии, возрастом выхода на пенсию, налогообложением и т.д. Но даже если предположить равновесие спроса и предложения на рынке труда, то оно лишь выразит стоимость товара «рабочая сила», т. е. минимально-необходимую величину денежных средств для воспроизводства класса пролетариев. Иными словами, то же самое, что и в реальности, но в теоретическом, умозрительном смысле.
Причиной этой тотальной экономической диктатуры хозяев является то, что они держат в своей собственности все средства производства, узурпировали все факторы производства материальных и духовных благ. Кроме того, они держат в своих руках всю товарную массу, в частности продукты массового потребления, имея таким образом дополнительный рычаг снижения реального содержания заработной платы с помощью повышения цен. Условно говоря, сегодня моя зарплата равна 75 кг мяса, а завтра уже 70 кг, при этом её денежное выражение не изменялось, как и количество рабочего времени.
Монополия микроскопической части общества на средства производства и оборачивается для огромного его большинства эксплуатацией. Но когда производство становится товарным, когда работник не просто обслуживает быт и роскошь хозяина натуральными продуктами и персональными услугами, а превращается в средство к накоплению денежного богатства (высасыванию прибавочной стоимости), интенсивность труда и степень эксплуатации приобретают угрожающие масштабы. Маркс:
«Капитал не изобрёл прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственника средств производства, будет ли этим собственником афинский аристократ, этрусский теократ, римский гражданин, норманский барон, американский рабовладелец, валашский боярин, современный лендлорд или капиталист. Впрочем, ясно, что если в какой-нибудь общественно-экономической формации преимущественное значение имеет не меновая стоимость, а потребительная стоимость продукта, то прибавочный труд ограничивается более или менее узким кругом потребностей, но из характера самого производства ещё не вытекает безграничная потребность в прибавочном труде. Ужасным становится чрезмерный труд в древности в тех случаях, когда дело идёт о добывании меновой стоимости в её самостоятельной денежной форме — в производстве золота и серебра. Насильственный труд, убивающий работника, является здесь официальной формой чрезмерного труда. Достаточно почитать Диодора Сицилийского. Однако это исключения для древнего мира. Но как только народы, у которых производство совершается ещё в сравнительно низких формах рабского, барщинного труда и т. д., вовлекаются в мировой рынок, на котором господствует капиталистический способ производства и который преобладающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу, так к варварским ужасам рабства, крепостничества и т. д. присоединяется цивилизованный ужас чрезмерного труда. Поэтому труд негров в южных штатах Американского союза носил умеренно-патриархальный характер до тех пор, пока целью производства было главным образом непосредственное удовлетворение собственных потребностей. Но по мере того как экспорт хлопка становился жизненным интересом для этих штатов, чрезмерный труд негра, доходящий в отдельных случаях до потребления его жизни в течение семи лет труда, становился фактором рассчитанной и рассчитывающей системы. Тут дело шло уже не о том, чтобы выколотить из него известное количество полезных продуктов. Дело заключалось в производстве самой прибавочной стоимости».
Система мер и средств принуждения к капиталистическому труду не опирается напрямую на физическое насилие, а является своего рода психическим террором, причём как в виде дисциплины голода, так и в виде тиранических управленческих принципов: давления, науськивания, бессмысленного контроля, неразумных поручений, бездумного планирования и т. п. Если же у каких-нибудь субъектов возникает стремление к переустройству общества или к перераспределению собственности, то здесь включается могучий аппарат государственного принуждения, состоящий из армии, полиции, спецслужб, прокуратуры, судов, приставов и т.д.
Кем следует считать богачей-эксплуататоров, которые не только пожинают плоды своего господства, но и прилагают системные усилия к сохранению и укоренению экономического и политического порядка, а также духовного диктата своей, буржуазной, идеологии? Разве они такие же люди, как и те, чьими руками производится всё общественное богатство? Трудящийся человек и человек вообще — это синонимы. Физиологическая утрата трудоспособности аналогична социальной смерти. Капитализм же возводит праздность в мечту, превращает труд в проклятие, намеренно лишает трудоспособных людей возможности работать, исключает из общественного производства молодёжь, которая беснуется, и стариков, которые сгнивают заживо. Капитализм все общественные отношения превращает в товарно-денежные, уничтожает всё светлое и возвышенное в человеческой культуре. Капитализм создаёт показное, граничащее с безумием излишество микроскопического меньшинства и нужду, лишения, нищету, угнетение большинства. Капитализм, наконец, — это неизбежные войны, террор, кризисы и катастрофы. А исполнителями, приказчиками объективных законов экономики капитализма являются лица, добровольно составляющие буржуазный класс, наиболее монополизированное состояние которых называют олигархией.
Человек может стремиться стать строителем, горняком, врачом, учителем, учёным, художником, революционером, т. е. так или иначе своей жизнью вносить вклад в развитие и процветание общества. Иными словами, психически здоровые люди стремятся познавать и творить, любить и приносить обществу пользу. Но есть сорт людей, которые желают лишь бессмысленного присвоения в стоимостной форме бессмысленных объёмов общественных богатств. Для них неведомо счастье, потому что счастье и частные отношения собственности несовместимы. Им недостижим смысл жизни, потому что он прямо связан с объективными требованиями общественного прогресса, который они тормозят. Такие люди развивают в себе в качестве задатков животные атавизмы доминирования и людоедства. Такие люди порождаются и воспитываются отношениями частной собственности.
Естественно, значительная часть таких персонажей при отсутствии на руках стартового капитала не способна реализовать свои качества в реальной жизни. Таких не реализовавших себя капиталистов принято называть обывателями или мещанами.
Разумеется, присущие буржуа свойства личности не являются чем-то незыблемым, навеки установленным. Их вполне можно искоренить, заменить на подлинно человеческие. Искореняет их, например, любой человек, переставая мыслить и жить по-обывательски, превращаясь в полноценную творческую личность. Самым надёжным способом становления личности человека до уровня творца является теоретическое овладение диаматикой и руководствование в своих поступках, в своей деятельности марксистскими истинами, т. е. включение в борьбу за прогресс человечества.
Экономический строй капитализма, т.е. господствующий тип производственных отношений, представляет собой объективные отношения между людьми по поводу производства, присвоения, обмена, распределения и потребления материальных и духовных условий жизни в форме обмана и насилия. Наёмный труд является одной из форм производственных отношений капитализма. Он построен на обмане, который проявляется в присвоении владельцами средств производства результатов труда производителей, т. е. в эксплуатации.
Отрицать наличие в современном обществе эксплуатации означает становиться на сторону господствующей силы, на сторону буржуазии.