Что сделали с прокуратурой?
Недавно исполнилось четыре года с тех пор, как вступили в силу, изменения, внесенные в Закон «О прокуратуре Российской Федерации», которые, с точки зрения автора этих строк, попросту оскопили главный орган поддержания в стране законности. Пусть простят меня ныне работающие там коллеги, но сама прокуратура постепенно становится лишь жалкой тенью того мощного бастиона правопорядка, которым она была многие десятилетия.
Для того чтобы было понятно и не особо посвященным читателям, постараюсь максимально кратко и просто рассказать, о чем идет речь. Хочу сразу оговориться, что означенные выше изменения коснулись полномочий прокурора на досудебной стадии уголовного процесса. Т.е. речь идет о его миссии при рассмотрении заявлений и сообщений о преступлениях, а также надзоре за законностью в процессе предварительного расследования. Сведущим людям хорошо известно, что именно это направление прокурорской деятельности, по сути, всегда было главным.
Советский, а затем и российский прокурор фактически был здесь полновластным процессуальным руководителем. Причем, его власть (особо подчеркиваю: не, дисциплинарная или какая-либо другая, а именно процессуальная) распространялась не только на собственный следственный аппарат, но и следствие и дознание органов МВД, ФСБ, наркоконтроля, таможенной службы, службы судебных приставов и т.д.
В частности, прокурор имел право своим мотивированным постановлением отменять любые процессуальные решения должностных лиц указанных органов, давать им обязательные для исполнения указания, отстранять следователей и дознавателей от расследования, изымать и передавать дела в другой орган и т.п. Только с согласия прокурора можно было применять меры процессуального принуждения, включая аресты, обыски, отстранение обвиняемого от должности и т.п.
Уместно отметить, что его функция уголовного преследования от имени государства носила универсальный и, так сказать, «сквозной» характер. В частности, она начиналась от права организовать любую процессуальную проверку и возбудить уголовное дело, поручив его расследование следователю прокуратуры или иного из перечисленных выше ведомств, и заканчивалась правом опротестования судебных решений вплоть до Верховного Суда. Правда, позднее слово «протест» было заменено на «представление», но это не меняло сути.
Отвечая за предварительное расследования в целом, прокурор был обязан лично выезжать на места происшествий по сообщениям об особо тяжких преступлениях, участвовать в организации первоначальных следственных действий. При необходимости подозреваемые, потерпевшие, свидетели допрашивались им самим или в его присутствии. Все это, несомненно, играло свою роль в обеспечении полноты проведения этих мероприятий, а главное – служило гарантией обеспечения законности на этом важнейшем этапе установления истины.
Так вот, ставлю в известность тех, кто, как говорится, «не в курсе», что уже более четырех лет перечисленных прав у прокурора больше нет. В частности:
а) прокурор (вдумайтесь, пожалуйста!) лишен права возбуждать уголовные дела. В случае обнаружения признаков преступления он лишь «направляет все материалы проверки руководителю следственного органа»;
б) он лишен права принимать уголовные дела к своему производству и производить самостоятельно следственные действия;
в) несмотря на внесенные недавно в Уголовно-процессуальный кодекс изменения, здесь оставлены «рогатки» даже для истребования прокурором дела для изучения, что, по сути, лишает его возможностей для полноценного контроля над ходом следствия;
г) письменные указания прокурора следователь может не выполнять, доложив об этом руководителю следственного органа. Если последний согласится с мнением следователя, он об этом информирует прокурора, а тот, по сути, вправе лишь обжаловать названное решение вышестоящему следственному начальнику;
д) решение вопросов об отмене незаконных постановлений следователей, а также об их отводе также передано руководителю следственного органа.
Словно, извините, в издевательство большинство полномочий по надзору за дознанием прокурору оставлены, а дела о наиболее опасных преступлениях (по которым проводится следствие) фактически преданы под ведомственный контроль.
Вот такие новации действуют согласно принятому Госдумой Федеральному закону №87-ФЗ и вступившему в силу с 1 сентября 2007 года. Нелишне отметить, что этим же законом от Прокуратуры Российской Федерации фактически (а затем и номинально) был отпочкован свой следственный аппарат. Причем, по мнению нынче покойного депутата-коммуниста Госдумы Виктора Ивановича Илюхина, сделано это было в нарушение статьи 129 Конституция Российской Федерации, закрепляющей единство органов прокуратуры.
Теперь вопрос: кому и зачем в стране, терзаемой криминалом и беззаконием, понадобилось это оскопление? В каком-то смысле, «тайна сие великая есть». Для наглядности приведу весьма примечательное мнение видного российского ученого-криминалиста П. Ефимичева: «Какие исследования позволили принять такое решение законодателю - в средствах массовой информации не обсуждалось, научные исследования не проводились… Представляется целесообразным восстановить полномочия прокурора в надзоре за следствием в полном объеме». Интересно, правда?
В среде сотрудников и ветеранов правоохранительных органов, политиков и журналистов по этому поводу бытуют весьма интересные версии. Например, высказывается предположение, что на каком-то этапе Путина стало раздражать наличие слишком самостоятельного органа, который мог решать вопросы привлечения к уголовной ответственности весьма высокопоставленных представителей подчиненной ему «вертикали власти», олигархов и т.п. Вдобавок бывший Генеральный прокурор В. Устинов, по их мнению, не отличался особой деликатностью и подчас допускал себе поведение и высказывания, которые вообще-то может позволить себе только батюшка-президент.
Говорят и о том, что Владимир Владимирович просто решил сделать «командиром следствия всея Руси» своего покладистого однокурсника по юрфаку Ленинградского госуниверситета А. Бастрыкина. Ведь сейчас руководитель Следственного комитета подчиняется напрямую президенту. Такой рычаг в руках исполнительной власти – штука нехилая. А прокуратуру отодвинули, чтобы «не путалась под ногами». Именно поэтому в отличие от реформирования милиции все это делалось без особого шума.
Не сомневаюсь, что чисто субъективные факторы сыграли свою роль в этом деле. Однако нельзя не признать и того, что проведенная реорганизация находится в контексте идущих два десятилетия либерально-западнических преобразований в обществе. Направлены они, прежде всего, на попытки копирования глубоко чуждого России опыта т.н. «цивилизованного мира», а точнее англосаксонской модели и традиции. Причем, здесь нетрудно заметить классовый характер означенных реформ. Ведь прокурор был бесплатным защитником всех пострадавших от преступления. А сейчас для обжалования действий следователя потерпевшему нужно нанимать адвоката, что, знамо дело, далеко не всем по карману. Судитесь, мол, на здоровье пока не добьетесь правды. А для рассмотрения жалобы в суде помимо денег еще нужно и много времени.
Законопроекты об изменения статуса прокуратуры вносились представителями правых за последние двадцать лет неоднократно. Их инициаторы педалировали тезис о том, что у того, дескать, слишком много власти, что чревато злоупотреблениями. Кроме того, по их мнению, прокурор, контролирующий следствие, не может быть в должной мере объективен в суде, когда поддерживает государственное обвинение.
Считаю, что оба этих довода являются несостоятельными. Прокурор, как уже отмечалось, действительно имел весьма серьезные полномочия по надзору и процессуальному руководству расследованием. Однако законность и обоснованность всех без исключения его решений о привлечении того или иного лица к уголовной ответственности исследовались, как говорится, «под микроскопом» судебными инстанциями. Кроме того, любой участник уголовного процесса, имел право обжаловать эти решения не только в суд, но и в вышестоящую прокуратуру. Причем, ведомственный контроль был достаточно жестко регламентирован законом. Областной или федеральный прокурорский начальник не мог уклониться от ответов по существу на любые доводы заявителя. Поэтому предельная персонификация власти и ответственности в таком важном деле, как ход установление вины (или невиновности) человека в совершении преступления, абсолютно уместны.
Несмотря на попытки реформаторов «оторвать» прокурора от ответственности за результаты и качество следствия, в новом законе все равно сохранено положение, согласно которому утверждает обвинительное заключение и направляет дело в суд только прокурор. Такая практика существует во всем мире. Поэтому, если окажется, что дело расследовано плохо или, не дай бог, привлечен к уголовной ответственности невиновный, прокурору в любом случае не поздоровится. Из этого, по меньшей мере, следует, что провозглашаемая «объективизаторская» миссия изменения прокурорского статуса также является ложной.
Оставшись без привычных широких полномочий, прокуратура, естественно, почувствовала дискомфорт. Инстинкт ведомственного самосохранения и желание доказать свою «нужность» толкает ее на эскалацию т.н. «общего надзора». В общем-то, надзор за законностью «всех и вся» вне рамок уголовного процесса – ее конституционная миссия. Пока! (дело в том, что и ее либерал-радикалы давно требуют упразднить). И в этой активизации не было бы ничего зазорного, если бы прокуроры по собственной инициативе или указанию сверху не стали подменять специалистов контролирующих органов.
Сейчас прокуроры проверяют и противопожарную безопасность, и установку дорожных знаков, и соблюдение закладки продуктов на кухнях различных заведений, и очистку улиц от снега, а крыш – от сосулек. Все это, конечно, тоже важно. Однако дело в том, что согласно Конституции на них возложен надзор за соблюдением ЗАКОНОВ (а не ведомственных Правил, инструкций, ГОСТов, СНИПов САНПИНов и т.п.). Мало того, проверяемые специалисты нередко воспринимают такого рода дилетантские проверки со скрытой ухмылкой. Еще пять лет назад, когда автор этих строк служил в прокуратуре, подобные инициативы встречали юмор у самих бывалых прокуроров и гневный сарказм со стороны начальства.
Самое парадоксальное и неприятное, что прокуратура, которая вместе с органами госбезопасности всегда была наименее коррумпированными звеньями госаппарата, утратив огромную долю своих полномочий, успела за последние годы засветиться в различного рода «взяточных» скандалах. Чего стоит только позорище с массовым лихоимством в нелегальном игорном бизнесе Московской области. Кстати, сколько заслуженных и незаслуженных пинков отвесили больному льву СМИ, в том числе либеральные, много лет требовавшие урезать его полномочия.
Авторитет прокуратуры пока держится на талантливых и глубоко порядочных людях, воспитанных еще на советских традициях этой системы, которых, к счастью, немало. В качестве примера могу привести нынешнего прокурора Камышинского района Дмитрия Ефимовича Симановича, с которым проработал много лет. Однако, указанные изменения статуса, с моей точки зрения, ведут к быстрой эрозии этого потенциала.
Д.А. Медведев во время различных телеэкспромтов подчас продолжает обещать «дать указание Генпрокурору об усилении надзора за расследованием» тех или иных уголовных дел. Очевидно, наш президент-юрист из-за занятости просто забывает, что таких прав и возможностей у прокуратуры сейчас фактически НЕТ. И недосуг ему задуматься еще над одной простой истиной. Прокурор без права уголовного преследования и даже надзора за ним – это уже не то «око государево», не тот полновластный страж законности, которым он всегда был на Руси, и с которым нельзя было не считаться. И никакая имитация дешевой активности здесь не поможет.
Анатолий Кипень, почетный
работник прокуратуры
Российской Федерации
Статья была напечатана в газете «Ленинское знамя Камышина» в ноябре 2011 года